Довженко Александр - гениальный режисер

Александр Довженко. Александр Довженко чуть ли не самое парадоксальное явление во всем мировом кинематографе. В нем с невероятной силой проявились две особенности кинематографического процесса. Первое - большими кинорежиссерами не просто рождаются, они рождаются вместе со своей гениальностью. Во-вторых - и это особенно важно - киноискусство первых десятилетий теперь уже прошлого века с чрезвычайной энергией на тех или иных национальных участках выявило фундаментальные линии национально-культурного развития и перевело их на язык кино.

Никто в мировом кинематографическом опыте не умел так смотреть в окошко камеры, как это делал Александр Довженко. Была у него какая-то беспримерная одаренность. И дело не в том, что в 1958 году его «Землю» в Брюсселе авторитетные кинокритики мира объявили одним из 12 лучших фильмов мира. И не только в словах Чарльза Спенсера Чаплина, которые он произнес в молодой тогда ООН в конце Второй мировой: «Славянство дало миру гениального режиссера Александра Довженко». И не только в том, что Андрей Тарковский называл Довженко своим кинематографическим университетом (какой бы фильм Тарковский не делал, обязательно перед началом съемок приглашал своих коллег в фильмотеку просматривать «Землю»). Речь идет о том, что по фактам определенной эстетической биографии этого человека мы имеем явление эквивалентно, например, Моцарту, который в сказочно детском возрасте садится за клавесин, и вдруг оказывается, что он уже виртуоз-исполнитель, а затем и сверхкомпозитор.

Нечто похожее произошло с Довженко, когда он впервые заглянул в окошко кинокамеры: он сразу знал и умел в кино все. А перед тем прошел богатый жизненный путь, как и все люди того времени: и крестьянское детство, и попытки каким-то образом стать интеллигентом. Далее гражданская война, где он был левым функционером Украинской Народной Республики. А вслед за тем его тяжелые коллизии 1920- х годов.

И начиная с фильма «Звенигора» с невероятной энергией Довженко воспроизводит главное в украинской культуре - попытку найти некий идеал внутри крестьянского мира. Убеждение в том, что в этом мире с его красивейшими ландшафтами, с его очень хорошими людьми еще есть что-то драгоценно, каное-то сокровище, которое нужно узнать.

Проходит некоторое время, и появляется «Арсенал». Этот фильм мы иногда воспринимаем как конъюнктуру, несмотря на то, что изменилась наша интерпретация восстания рабочих завода, но оно было, была героика с одной и с другой стороны и был раскол Украины на два антилагеря. Все это предстает в ленте, которая своей энергией поразила тогда кинематографическую Европу.

И завершает трилогию удивительной силы «Земля». Мы привыкли, что этот фильм о коллективизации. Но не совсем понимаем, чем жил тогда украинский крестьянский мир до появления колхозов. Послереволюционное украинское село ждало, что оно получит помощь из города - технологическую , агрономическое и т.д. - и одновременно сохранит самое ценное из всего того, что было у него: чувство природы, чувство космического естественного ритма, поиски того самого идеала.

Сталинская модель коллективизации пришла в советской свет в 1928-м. Никто ни на Западе, ни в СССР не знал, какой Дьяволиадой она обернется. И только начиная с 1932-го, примерно с зимы, стало понятно, что надвигается неминуемая катастрофа.

А Довженко работает над фильмом «Земля» в течение 1929-1930 годов, поэтому и проявляется так ярко этот утопизм: украинское село в сочетании с техническим прогрессом. С одной стороны, лента кинематографически совершенная, с другой - современный зрачок смотрит раздраженно на это и говорит: «Мы же знаем, чем все закончилось». Да, мы знаем, а тогда мир не знал, как и Довженко. И от того трагического неведения вышел фильм, в котором система быстро увидела для себя угрозу. И если раньше отношение к режиссеру Довженко было достаточно лояльным, разрешалось говорить о нем различные кинорецензовские комплименты, то к фильму «Земля» официальная Москва обрушилась с невероятной силой. А началось все с подлого фельетона Демьяна Бедного, вышедшего из украинских крестьян и яростно их ненавидел.

Система начинает сводить с Довженко свои счета. Она заставляет его снять апологетический фильм об индустриальном строительстве в Украине («Иван»). Кинематографически он тоже принадлежит Довженко-гению. Скажем, образ Днепра там просто космический по своей силе и красоте. Но остальное не просто фальшивая, это собственно индустриальный пейзаж и глухое молчание о том, что же делается вне его, что же творится в душе украинского крестьянина, за счет которого и возникает этот пейзаж. Работа над лентой велась еще под дамокловым мечом киевско-харьковской большевистской бюрократии, все без исключения, включая Николая Скрипника, стремилась уничтожить Довженко. Украинский самородок им был не нужен, поэтому даже вынужденный фильм «Иван» с его полуправдой они объявляют вредным и реакционным идеологическим продуктом.

У него к тому времени уже была европейская слава, его знают и ценят. В 1934 г. самый современный романист и гуманист Андре Мальро специально едет в Советский Союз, чтобы встретиться с Довженко. Он хотел, чтобы именно тот экранизировал его роман о китайской революции. То есть, у режиссера уже был защитный планетарный резонанс.

Кроме того, главный продюсер советского кино, по словам Мандельштама, «Кремлевский горец» разбирался в кинематографе, он видел, что Довженко чрезвычайно одаренный. И что же с ним делать? Отдать украинским чекистам, которые уже убивали всех подряд? Нет, Сталин спасает Довженко от харьковского эшафота, вызывает мастера в Москву и предлагает ему снять фильм о советском Дальнем Востоке. Это была по-своему ловкая провокация: режиссера, по сути, отправили в ссылку, на другой край империи, однако давая возможность работать.

И Александр Петрович на том малознакомом ему материале создает смелую утопию: каким может быть этот мир, где царила региональная жестокость, мир с его аборигенами, переселенцами, интеллигенцией, крестьянством, войском... В фильме «Аэроград» все было наивно и одновременно кинематографически совершенно. Человечество сейчас должно рассматривать ее как возможность создания с помощью техники и образности того, чего на самом деле нет. Не случайно Жан-Люк Годар очень уважает этот фильм, называя гениальным. Но Довженко не был бы Довженко, если бы в какие-то минуты не дал трагедию того мира, где друг становится классовым врагом, где коммунистическая система вытесняет не просто с реальной территории, а из самой жизни староверов, которые на протяжении веков бежали сначала от романовской Москвы, романовского Петербурга и, наконец, от ленинско-сталинской Белокаменной.

Сегодня «Аэроград» временами производит жуткое впечатление. Почему же Сталин пощадил Довженко? Уже предполагалось, что будут делать фильмы о Ленине, уже был снят «Октябрь» Сергея Эйзенштейна, должны были появиться и звуковые ленты о нем, конечно, их должны были снимать москвичи. А вот над фильмом о грузине Сталине должен был работать украинец Довженко. А пока надо, решил вождь, чтобы в национальной советской мифологии появились абсолютные фигуры гражданской войны, потому что в то время (1937 год), по сути, было истреблено чуть ли не весь высший офицерский корпус Красной армии. Есть лента про Чапаева, поэтому должен появиться, по его словам, украинский Чапаев. Он специально показывал Довженко этот фильм, приговаривая: «Вот так нужно снимать».

Как же выполнил упомянутую задачу Довженко? Это такая фальсификация той истории, что становится неудобно. Мы же знаем теперь, что Щорса застрелили свои как национал-коммуниста, потому что он отказался покидать Украину, когда его отряды хотели перебросить куда-то в Поволжье, на так называемый Восточный фронт. Сам Сталин в начале 1950-х сказал на встрече с украинскими писателями: «Щорса убили свои». Разумеется, в фильме этого нет. Там есть троцкистская бюрократия, которая по приказу Льва Давидовича воюет со Щорсом. Это абсолютная неправда.